Профессор медицины рассказывает об иммунитете к коронавирусу, прививках и масках

Интернет извергает тысячи фейков о коронавирусе. Например, что иммунитет к COVID-19 очень неустойчив. Дескать, несколько месяцев — и от иммуноглобулинов G, которые выработал организм в ответ на инфекцию или прививку, не остается и следа. Что это означает? Мы снова начнем болеть? А еще говорят, что масочный режим уже не работает. Лучше просто переболеть — и не думать о вирусе. Вопросов, страхов и домыслов много. Разобраться во всем этом «Российской газете» помог директор Иркутского научно-исследовательского противочумного института Сибири и Дальнего Востока, доктор медицинских наук, профессор Сергей Балахонов.

Сергей Владимирович, наши читатели нередко делятся информацией, что у кого-то в семье заболели коронавирусом один-два человека, а все остальные домочадцы не заразились. Почему так бывает?

Сергей Балахонов: Такие случаи нередки. Полагаю, играют роль несколько факторов. Во-первых, SARS-CoV-2 не настолько контагиозен (заразен — прим. Ред.), как, к примеру, вирус гриппа. Поэтому бывает достаточно изолировать заболевшего в отдельной комнате, регулярно проветривать помещение, промывать места общего пользования дезинфектантами и использовать УФ-рециркуляторы.

Поскольку семья знает о заболевании, то предпринимает меры безопасности, в том числе может использовать медикаментозные схемы профилактики.

Во-вторых, у людей совершенно разная чувствительность к вирусу, которую определяет их индивидуальный иммунный статус. Врожденный неспецифический иммунитет тоже играет роль. Существуют факторы, которые препятствуют проникновению патогена в организм. К примеру, выработка на слизистых оболочках повышенного содержания лизоцима и некоторых других ферментов. Эти неспецифические факторы врожденного иммунитета работают против всех респираторных патогенов и убивают их до того, как они проникли в клетки организма.

И, в-третьих, вполне возможно, что коронавирусы уже побывали в организме родственников-контактеров, и сейчас инфекции противостоят клетки памяти.

Значит ли, что эти люди не заразятся SARS-CoV-2 и от других больных?

Сергей Балахонов: Отнюдь. И проверять это, я думаю, не стоит. Всегда есть риск прорыва иммунитета, каким бы крепким он ни был. Опять же, в одной квартире с заболевшим вы соблюдаете все меры безопасности, и это разумно. В общественных местах, в частности в транспорте, социальное дистанцирование и другие санитарные правила соблюдают не все.

Вы говорили о клетках памяти. Это и есть клеточный иммунитет? Ваш институт уже начал его изучать?

Сергей Балахонов: Да, в рамках второго этапа исследований формирования популяционного иммунитета населения области нами выполнена определенная группа исследований по изучению клеточного иммунитета.

Здесь надо отметить, что уровень образования клеток, продуцирующих антитела, очень разный и зависит, скорее, от индивидуальных особенностей организма отдельных волонтеров, нежели от количественного показателя специфического иммуноглобулина G и тяжести течения болезни. Но то, что эти клетки обнаружены — факт. Мы полагаем, что третий этап исследований, который пройдет в декабре, даст нам больше информации, в том числе и для сравнительного анализа.

И как долго клетки памяти «узнают» патоген?

Сергей Балахонов: Согласно общим научным знаниям о формировании иммунитета к вирусным заболеваниям, передающимся воздушно-капельным путем, достаточно долго — до двух лет. Что касается SARS-CoV-2, исследования продолжаются, ведь у нас еще нет большого отрезка времени с начала заболевания. Однако, информация о ближайших «родственниках» нынешнего коронавируса, обнадеживает.

«Родственники» — это другие коронавирусы?

Сергей Балахонов: Да, это SARS-CoV-1, известный как возбудитель SARS-атипичной пневмонии, и MERS-CoV — ближневосточный респираторный синдром. Эти вирусы вызывали эпидемические осложнения на отдельных территориях в 2002-2003 и 2012-2018 годах. Они опасны тем, что среди заразившихся ими, был зафиксирован высокий уровень летальных исходов.

Поскольку эти коронавирусы имеют почти 80-процентную генетическую идентичность с SARS-CoV-2, они вызвали большой интерес ученых в плане сохранения иммунитета к вирусам. Результаты исследований, проведенных в США и Сингапуре, были недавно опубликованы в научных медицинских изданиях. А выяснилось вот что: в крови людей, перенесших заболевания, вызванные данными вирусами, были обнаружены клетки памяти к этим патогенам. А ведь прошло от 5 до 12 лет!

И это еще не все — есть данные о возможном наличии перекрестного иммунитета. То есть клеточный иммунитет к другим коронавирусным инфекциям эффективен и в отношении COVID-19.

Чем вы объясните то, что в России официально не зарегистрировано ни одного случая повторного заражения COVID-19? Тогда как по рассказам «родственников общих знакомых» такие случаи сплошь и рядом.

Сергей Балахонов: Во всем мире при миллионах заболевших официально зарегистрированы несколько десятков таких случаев. И в каждом из них есть свои, специфические, причины, приведшие к повторному заражению.

Кстати, в начале эпидемии, в марте-апреле, панические настроения на этой почве были гораздо активней. К нам в институт обращались люди с заявлениями, что они болели «чем-то таким же страшным» еще в ноябре-декабре прошлого года, а в мае заразились снова. Проведенные ретроспективно анализы не выявили у них изменений в иммунном статусе.

То есть вероятность повторного заражения маловероятна?

Сергей Балахонов: Да. Потому что работают и гуморальный (защита антителами), и клеточный иммунитеты. А мутации в геноме данного вируса, к счастью, не настолько существенны и значимы, как это происходит с вирусом гриппа.

По крайней мере на втором этапе исследований формирования популяционного иммунитета среди волонтеров фактов повторного заболевания COVID-19 с июня по ноябрь в нашем регионе не зафиксировано.

А если мы, журналисты, найдем человека, заразившегося повторно? И этот факт будет подтвержден результатами анализов ПЦР и ИФА. Будете исследовать?

Сергей Балахонов: Вам лишь бы сенсацию отыскать! Конечно же, изучим. В принципе, все может быть. А вдруг этот условный человек дома переболел, а потом слетал в США или Австралию и там встретился с коронавирусом другой филогенетической линии (родовой — прим. Ред.)?

Так все-таки есть штаммы короновируса, существенно отличающиеся друг от друга?

Сергей Балахонов: Да, отличия в ходе эволюционной дивергенции зафиксированы. Исходный (уханьский) вирус SARS-CoV-2 при распространении по планете разделился на несколько субтипов: европейский, американский, австралийский и т.д.

А в России какой?

Сергей Балахонов: На территории России продолжается в основном распространение европейского варианта вируса и его дивергентных (разделяющихся — прим. Ред.) производных. Уханьский, кстати, до нас практически не дошел, благодаря своевременно перекрытым границам и быстрой локализации вспышек в КНР. А вот сами китайцы били тревогу как раз по поводу завоза к ним европейской разновидности коронавируса.

Так все-таки повторно можно заразиться?

Сергей Балахонов: Да, единичные случаи повторного заражения, действительно, описаны. Но это скорее исключение, на фоне иммунодефицитных и онкологических осложнений. Поэтому нет повода для паники.

В Иркутской области заразились коронавирусом больше 30 тысяч человек. По всей России — более двух миллионов. Когда же все это закончится?

Сергей Балахонов: Стабилизацию и ослабление напряженности эпидемического процесса можно ожидать, когда показатель коллективного иммунитета достигнет 65-70 процентов. Останавливается распространение вируса. Патоген теряет способность циркулировать в популяции.

Иммунитет складывается из постинфекционного и вакцинального. Сейчас в Иркутской области уровень постинфекционного иммунитета близок к 14 процентам. Проведем третий этап — получим новую цифру. Тогда станет ясно, сколько людей должны получить вакцину.

Надо терпеть и соблюдать социальные и санитарные нормы, чтобы не заразиться. И ждать завершения испытаний вакцин.

Маски, говорят, уже не спасают ситуацию…

Сергей Балахонов: Ношение масок, соблюдение социальной дистанции и дезинфекция помещений и рук — спасают. Есть такое понятие — «масочный коэффициент». Если более 80 процентов населения использует эти средства индивидуальной защиты, заболеваемость и смертность существенно снижаются.

Если бы европейские страны добились 80-процентного ношения масок, то смогли бы сохранить 33 тысячи жизней — это результат моделирования ситуации одним из авторитетных научных центров. Опять же, опыт Китая и других азиатских государств показывает — работают и маски, и карантин, и ограничения социальной активности.

В Китае, благодаря жестким ограничительным мерам, при полном взаимопонимании властей и населения, удалось остановить пандемию. С начала года у них зарегистрировано всего чуть более 86 тысяч случаев заражения. США перекрывает это значение менее чем за сутки, Россия — за неделю. Это ли не аргумент в пользу медицинских масок?

Что думаете о таких настроениях: а чего тянуть, прятаться от инфекции? Может, специально заразиться, переболеть, да и жить спокойно…

Сергей Балахонов: Это, конечно, сомнительная «лотерея». Ведь совершенно непонятно, как будет протекать болезнь и какие осложнения могут после нее выявиться? И еще один вопрос — этический. Если вам своих здоровья и жизни не жалко, то следует подумать о том, скольких людей вы заразите, и какая часть из них погибнет… Я уверен, что цивилизованней, человечней принять ограничения и дождаться массовой вакцинации.

Сергей Владимирович, у тех людей, которые в Иркутской области переболели COVID-19 в первую волну, с марта по май, антитела не исчезли?

Сергей Балахонов: По результатам второго этапа исследований формирования популяционного иммунитета, которое проводится в 26 регионах России с июня, Иркутская область вошла в топ-15 регионов, в которых иммунная прослойка увеличилась в полтора-два раза. Если по итогам первого этапа она составляла 5,3 процента, то сейчас — почти 13.

Отмечу, что изначально количество антител — прежде всего специфических вируснейтрализующих иммуноглобулинов G — варьировалось у разных испытуемых от минимальных до очень высоких.

Определена зависимость образования антител от степени тяжести перенесенного заболевания. То есть, чем сильнее была атака вируса, тем больше антител выработалось. Спустя 3,5-4 месяца примерно у 15 процентов переболевших уровень иммуноглобулинов этого класса действительно существенно снизился.

Снизился, но не исчез?

Сергей Балахонов: Нет. Данные антитела по-прежнему определяются при более чувствительных количественных исследованиях. И даже у волонтеров, которые перенесли заболевание почти полгода назад.

Есть ли вероятность, что антитела исчезнут и человек может опять заболеть?

Сергей Балахонов: Иммунитет — сложная и сбалансированная система защиты организма и состоит она не только из иммуноглобулинов. Снижение с течением времени показателей гуморального иммунитета (антитела относятся именно к этой части защитной реакции) — это нормальное явление. Ничего катастрофического в этом нет. А паника, подпитываемая слухами, совершенно не обоснована. Потому что дальше организм будут защищать другие составные элементы иммунитета и, прежде всего, клеточные.

Почему же снижается количество антител-иммуноглобулинов?

Сергей Балахонов: За ненадобностью. Человек вылечился, патоген покинул организм и защищаться в этот момент попросту не от кого. Количество антител сокращается, но в клетках «памяти» — это, в частности, отдельные субпопуляции В-лимфоцитов — сохраняется «образ» вируса. И в случае его повторной атаки, клетки памяти вызывают быстрый иммунный ответ, снова обеспечивая продукцию иммуноглобулинов.

РГ