«Я помню, как пришла Победа»

За миг до крика: «Девки, война закончилась!» стояла особая тишина – своими воспоминаниями о военном детстве делится ветеран СТЗ Софья Мякчилова

– Я папиного лица не помню, только его руку, как он меня крепко за неё держал, – начинает свой рассказ Софья Тимофеевна.
Истории о военном детстве и о войне никогда не оставляют равнодушными. Софья Тимофеевна – невысокого роста, седая милая женщина. Когда она начала свой рассказ, я позавидовала её
памяти. Но свою пока не жалуюсь, тем не менее, подробности её истории удивляют.

Пришла война

– Папа работал на золотом прииске. Жили мы тогда в селе Полдневая, в казенном доме. Пока отец работал, мы могли себе позволить за него платить. Только вот от шахтерных болезней умер папа в
1939 году. Нас у мамы осталось четверо. Два брата и две сестры. Мне было шесть лет, когда война началась, сестрёнке моей Тамаре два года, брату Петру восемь, а самому старшему Ивану пятнадцать. Тяжело очень маме пришлось с нами.

Отца не стало, и содержать наш съёмный дом стало не на что. Начались наши скитания. Мы сменили семь домов. Где только ни жили: и в бане какой-то, и в подвале. Добрые люди пускали пожить. Помню, к нам мокрицы заползали всё время. А когда у одного деда жили, там по стенам вши ползали. Мама на работу уходила, а я с сестрёнкой сидела. Меня, 6-летнюю, за няньку оставляли. Брат за мамой таскался все время. Где подработать поможет – она за любую работу бралась, а где и покушать лишний раз. А мы с сестренкой дома сидели, да мамку ждали.

«Не корми ее, не трать еду!»

– Голодуха у нас была страшная. До такой степени есть было нечего, что мы лебеду собирали да крапиву. Сушили ее летом, зимой в муку добавляли. А когда старшего брата на войну забрали в
42-м году, нам совсем туго пришлось. Летом мамка с братом на работу уйдут, а мы с сестрой крапивы надерем, шариков накатаем и в соль макаем, да воду пьём. Сестрёнка в свои два года толком-то и сидеть не могла. От голода всё время кружилась голова.

Слышала я однажды, как соседка к маме подходила и шептала: «Не трать ты на нее еду. Не корми её, пусть умрёт, все равно не выживет». Мать в слезы – не могла она так! У меня ком к горлу подкатил. Софья Тимофеевна тоже старалась подавить слезы в себе. Она скорее начала рассказывать дальше, чтоб наша беседа не превратилась в всхлипывания.

– Однажды мама наревелась вдоволь, взяла меня за руку, а Тамарку на руки подхватила. Привела нас в какую-то контору и прямо на стол в конторе посадила «Нате, – говорит, – заберите детей
моих, нечем мне их кормить». Заплакала и хотела уйти. Её остановили и дали какую-то бумагу, а потом нам привезли полмешка муки. Вот мы с мукой зиму пережили. Мама её с лебедой и
крапивой мешала.

Меня тогда пристроили к соседке в няньки, в школу я ходить перестала. Всё равно одеть и обуть было нечего. У той соседки две девчушки были по два года, в садик она их не водила. А муж военный был. Помню, что она получше жила, ей, видимо, деньги какие-то платили. Корову имела. Она на работу уходила, а я по дому хлопотала да с детьми нянчилась. То коровье молочко-то меня и спасло.

Хлеб утопила и сама чуть не сгинула

– По осени в том же 42-м году на брата моего Ивана похоронка пришла. Какой красивый он уходил на войну, высокий, кудрявый! Пел как на зависть. Его шестнадцати лет и взяли, сначала в оркестр,
а уж потом и на фронт. Мама, когда похоронку получила, тогда совсем здоровье потеряла. Плакала много и часто и поседела быстро.

Хлеба-то тогда выдавали 200 граммов на ребенка и 400 граммов на взрослого. Помню, мама получила эту пайку весной и домой пошла через речку. Лед, видать, тонкий был уже. Она провалилась. По деревне уже бабы кричать начали: «Нинка утонула». А она, не знаю каким чудом, выбралась катышем на берег и домой прибежала. А там мы сидим ревём, есть хотим. Петюшка, брат, ее водкой растер
всю. Она отогрелась. А мы ноем с сестрой сидим. «Ну нечего, совсем нечего поесть, девочки», – говорила мама, а сама после проруби тряслась вся. Весь хлеб тогда утонул. А соседи через пару
дней маму из петли успели достать…

Жив братец!

– Мама плакать перестала. А ещё через какое-то время пришёл сосед, дядя Коля. Сообщил, что Иван наш письмо прислал. Живой был, а это главное. Год ведь мы о нём не слышали ничего и
похоронили даже. Специально маме не стал писать, попросил подготовить. Этот дядя Коля в партии состоял, у него самого два сына на фронте были. Иван ему написал, что попал в окружение,
где-то на Украине. Долго выбирался. Последний патрон для себя готовил. На погостах ночевал. В могилке схоронился одной, потом вышел к своим. Оказался в Венгрии, оттуда и написал да
посылку прислал. Химические карандаши и бумагу писчую. Мы-то на газетках свеклой писали тогда.

После этого жить полегче стало. Маме сделалось лучше. Иван периодически посылки присылать начал. Однажды отрез ткани бостон, а бывало, и туфли женские в посылках оказывались. Он попросил маму сберечь эту ткань на костюм ему после войны, а туфли мне отдать. Но куда уж там сберечь! Мама на этот отрез нам избушку купила на три окошка. Малехонькая, но своя. Даже огородик появился. Туфли на еду выменяла.

Пёс накормил пельменями

– Был у нас ещё один помощник. Мама у одного военного в доме подрабатывала, а у тех был пёс по кличке Верный. Потом хозяева уехали, а его бросили. Этот огромный волосатый пёс уцепился за мамой. А ей куда такого пса кормить? Нас-то с трудом. И всё же выгнать мы его не могли. Он всё равно шел к нам и на крыльце спал. От голода пёс превратился в добытчика. Как-то в селе солдат ждали проездом. Парочка жителей, что побогаче жили, пельменей налепили. Зима была, пельмени на досках в сенцах лежали, а те, что замёрзли, уже в мешки сложили. Верный пробрался в сенки, что на досках лежало, то сам сожрал, а то, что в мешке было – домой потащил. Брат Петька увидел, как пёс мешок под крыльцо прятать начал. Отобрал добычу у него, а там пельмени!

Мы испугались, но в то же время и обрадовались. Мамы дома не было, пельмени мы все сварили и съели. Она домой как раз вернулась и руками всплеснула: «Что это у вас мясом-то пахнет?» Мы
ей и рассказали, что пёс наш еду принёс.

Честно сказать, Верный всё время что-то воровал и нам таскал. А брат Петька его три раза умудрился продать. Деньги получит, а пес вечером домой приходит с цепью на шее. Любопытный был здоровяк, добрый. Мы его с собой в лес взяли как-то летом. Сами ягоды, грибы собирали, а он услышал паровоз. Встал на путях и смотрел во все глаза. Мы его звали, кричали, а он даже не
шелохнулся. Так и сбил его поезд. Умер наш Верный…

Тот самый день

– Вот так мы войну и пережили. В тот день, когда война кончилась, я помню, на улицу вышла, а там – тишина. Тишина какая-то непривычная, на всю жизнь запомнилась. И вдруг коммунист дядя Коля
на улицу вышел и калитку открыл. Он всегда все новости знал. Встал у дороги и как крикнет: «Девки, война закончилась!» Тут же бабы на улицу повалили. Смотрю, выползают одни старухи и
дети. Мужиков-то в деревне на пальцах посчитать можно было. Инвалиды одни. Только в церкви госпиталь был, там солдатики раненые лежали. И вот, народ на улицы высыпал, кто плакал, кто
улыбался. Все-все вышли, кто ходить мог, обнимать друг друга начали. На следующий день концерт в клубе был. Знаете, рост у меня невелик, а голос хороший был всегда. Я часто пела – учителя всегда просили выступить. Вот на праздничном концерте и пела песни. Все, которые знала. Откуда я их брала – ума не приложу. Услышала когда-то и просто запоминала. Пела от души и стихи рассказывала. И было мне тогда десять лет. Война закончилась. Всё закончилось. А в сорок восьмом Иван наш вернулся, только уходил красивый и кудрявый, а пришёл тощий, лысый и больной. Но ничего, всех мама наша выходила, все живые были и прожили жизнь…